«Брешь Безопасности» - субъективная
история.
По правде сказать, я не очень
понимаю, зачем я сейчас пишу всё это. Не думаю, что бы записки мои были
интересны многим, и поверьте здесь нет никакого кокетства, просто большинство из
того, что здесь будет написано - происходило в совершенно другое время с
совершенно другими людьми, многих уже нет в живых, многие до неузнаваемости
изменились. Песни написаны, спеты и прожиты. Сейчас всё совсем не так, но тем не
менее…
Осенью 91-го года на журфаке экстерного
гуманитарного университета началось распределение по специальностям. Я тогда по
молодости лет хотел заниматься исключительно музыкальной журналистикой, причём
интересовали меня группы отечественные и малоизвестные.
Вобщем набралось нас тогда несколько
будущих муз-критиков, среди которых были Ваш покорный слуга и Боря Рудкин. После
первой же лекции мы с Рудкиным вместе шли к метро и, естественно говорили о той
музыке, которую мы слушали. Речь шла в основном о «Гражданской Обороне» и о
последнем Летовском альбоме «Прыг-Скок». Договорились обменяться какими-то
концертниками ГО.
Перед турникетами мы остановились и
стали рыться в карманах в поисках жетонов на метро. У Бори в руках оказалась
какая-то кипа бумажек, документов, билетиков, а сверху этого лежала фотография
Янки. Та самая известнейшая фотография работы Лёши Маркова, где Янка в профиль с
электрогитарой перед микрофоном. Я посмотрел на этот снимок и сказал о том, что
вот Янку я тоже очень часто слушаю, но записи её никому особо не даю, потому что
её песенки это что-то очень личное. Борька посмотрел на меня внимательно и
сказал: «У меня - всё то же самое». Так мы подружились.
«Он свой!»,- кричали героя фильма Тода
Браунинга «Уроды», когда принимали героя в свою коммуну. Видимо так же подумал и
Рудкин, после того разговора в метро и стал незамедлительно вводить меня в
таинственный и манящий мир «московского экзистенциального андерграунда». Мир
частью которого я сам скоро стану.
Началось всё, естественно, с «Шумела
Мыши». Редактором которой Рудкин тогда и являлся, вместе с Борей Усовым, но сним
мы познакомились позже. К моменту начала нашей дружбы - первый номер уже
прогремел на всю округу и готовился к выходу номер второй, он же и последний.
Кроме того Рудкин подогнал мне два первых номера «КонтрКультУры» и рассказывал
про готовящийся третий номер. Про огромное интервью Летова (тогда ещё
естественно никто не знал, что это будет самоинтервью). Про Джелло Биафру. Про
реггей (мои тогдашние познания об этой музыке начинались и заканчивались песней
Аквариума «Белое Реггей»). Про Element Of Crime, которые много позже станет моей
любимой группой на долгие годы.
Одним словом поток информации был колоссальным. Естественно, что кроме фэнзинов была ещё и музыка. Борька познакомил меня с творчеством «Коммунизма» и Чёрного Лукича, Манагера и Сазоновской Прорвы, Ника Рок-н-Ролла и Сили.
Боб Марлей, Питер Тош, Линтон Квейзи
Джонсон, Джой Дивижн, Дэд Кеннедис, Клэш и множество другой замечательной музыки,
большинство из которой я частенько переслушиваю и по сей день, открыл мне в то
время Рудкин и за это я ему до сих пор благодарен.
3. «Те Кто Выжил По Инструкции»
Но конечно же совершенно отдельно
стоящей группой того времени была для нас тюменская «Инструкция По Выживанию».
Знаковый для нас альбом «Память» появится в Москве только в начале 92-ого, но
видеозапись с концерта «Индюки» была засмотрена до дыр. «Убить Жида», «Стая
Воронов», «Белый Свет» - вот ориентиры тогдашнего времени.
Естественно слушали и «Ночной Бит» и «Конфронтацию
В Москве» и «Инструкцию По Обороне». Но концерт на Индюках с новыми песнями
Ромыча и Ко – был куда более интересным и актуальным.
В это же самое время Рудкин знакомит
меня со своими друзьями и единомышленниками: Борей Усовым, Колей Григорьевым (замечательным
человеком и поэтом, на стихи которого несколько позже будут написаны песни
Привидение, Городское Отчаяние, Контрамот), Сергеем Гурьевым, Олей Барабошкиной
(тогдашним директором «Комитета Охраны Тепла», впостледствии ставшей директором
«ВаБанка» и «Воплей Видоплясова»), Аней Калинкиной (первой бэк-вокалисткой ещё
не придуманных тогда «Соломенных енотов»), Ником Рок-н-Роллом, Лёшей Кобловым из
КонтрКультУры.
В то время все жили очень сплочённо.
Дышали одним воздухом. Не было ещё никаких конфликтов, дрязг, взаимных обид.
Много общались, много пили, ещё больше слушали музыки, обсуждали её, ходили на
квартирники и маленькие концерты «для своих». Всем всё было интересно. Никто и
не предполагал, что может быть как-то иначе.
Это было то самое «объединение идеей»,
о безверие в которое через несколько лет напишет Лёша Коблов в своей статье в
первом номере «Связи Времён».
Очевидно, что в какое-то время количество прослушанной музыки должно было перерасти в качество. И в какой-то момент мы с Рудкиным решили создать группу.
Я к тому времени умел брать на гитаре
десяток аккордов и писал какие-то тексты, а Рудкин (как в рассказе Хармса про
Льва Толстого) играть на гитаре любил, но не умел.
Надо сказать, что я с тех самых пор
свою технику игры существенно не улучшил, а вот Борька выучился немного играть
на барабанах, а учил его ни кто-нибудь, а Вадик Зуев из «Мёртвого ТЫ», светлая
ему память. Впоследствии Рудкин даже будет непродолжительное время играть на
ударных в составе «Соломенных Енотов».
Так вот – поздней осенью 91-го нас не
смущали такие мелочи, как отсутствие ритм-секции, репетиционной базы,
перспективы концертных выступлений. Просто нам хотелось играть и мы играли.
Происходило это примерно так:
Мы собирались утром дома у Рудкина или
у меня. Утром – потому что родители были на работе, а институт на это время шёл,
естественно, на хер. У нас было две гитары – акустическая ленинградская (с таким
расстоянием струн от грифа, что играть приходилось всё в ля-миноре, да и то
подушечки пальцев к концу репетиции были в кровавых мозолях) и электрическая
Урал. Так вот я играл нехитрые квадраты на акустике и пел, а Борька играл на
Ураое, подключенном к магнитофону Электроника 302, у которого ручка тембр была
вывернута на максимум. Получался такой домашний дисторшн. Ну, а так как ни
одного аккорда и ни одного рифа Рудкин не знал, то он просто хуячил левой рукой
зажав в ней нож или отбитое бутылочное горлышко вверх и вниз по грифу, а правой
молотил по струнам.
В сочетании с чистой акустической
гитарой такая атональность воспринималась весьма любопытно. Почти каждая
репетиция записывалась на встроенный микрофон корейского двухкассетника. Стоит
ли говорить, что ни одна из записей того времени не сохранилась, а жаль. Было бы
интересно их сейчас послушать.
5. Квартирный Фестиваль «Тапиры»
К началу зимы стал формироваться
репертуар. Первые песни: «След в след», «Деформированное детство», «Давление
Стен», «Ошибка За Ошибкой». Репетиции по-прежнему носили характер дружеских
пьянок, но по крайней мере было понятно какие именно песни следует играть.
В середине января Рудкин позвонил мне и
сказал, что через пару недель будет большой квартирный фестиваль «Тапиры»,
организованный самиздатовскими журналами «Штирлиц» и «ШумелаЪ Мышь», то есть
Лёшей Марковым и Борей Усовым, соответственно. И мы на этом фестивале выступаем.
В однокомнатной квартире на окраине
Москвы за один вечер отыграли тогда «Резервация Здесь», Бэрри ( в миру Дмитрий
Файнштейн, тогдашний гитарист Сантима), Наташа Маркова (красивый женский вариант
«Калинова моста»), Алёнка «Анахата» (девочка из Владивостокского окружения Ника
Рок-н-ролла), «Мёртвый ТЫ» в лице Димона Колоколова. Ожидался ещё Силя, но он не
доехал. Ну и мы с Рудкиным дебютировали с нашей атонально-акустической
программой. Всё прошло замечательно. Все друг другом остались довольны.
Сейчас всё это воспринимается странно.
Половины людей уже и в живых-то нет. Умер в тюрьме Дима Даун – верный
Сантимовский соратник и автор музыки всех до-Бандовских боевиков. Погиб в Тюмени
талантливейший Димон Колоколов. Неизвестно где сейчас находятся и чем занимаются
Наташа Маркова и Анахата.
Всё это будет много позже, но в ту январскую ночь, возвращаясь на полночном поезде метро к себе домой, я был абсолютно счастлив и понимал, что в жизни произошло что-то очень важное и здоровское.
Продолжение следует...